Подумалось что-то вот
Одним стихотворением во ленте навеяло.
Вот допустим есть пленник и пленитель. Заключённый и тюремщик.
И пленник не ползает на брюхе, ничего не вымаливает, а остаётся горд и отважен, прямо смотрит в глаза тюремщикам, ни в чём не кается, ничего не просит, а напротив, жжёт яростным глаголом, всячески грозит своим врагам карами земными и небесными. И так далее. А его страстные речи переписывают и учат наизусть романтичные девы.
Знаете, а ведь это хорошо говорит в первую очередь не о пленнике, а о пленителях. Не о заключённом, а о тюремщике.
В чеченских ямах, полагаю, гордых речей никто не говорил. И в 37-м году все сплошь плакали и каялись, а не грозили тирану расплатой. Кстати, из Гуантанамо тоже гордых и смелых речей что-то не слышно.
Вот допустим есть пленник и пленитель. Заключённый и тюремщик.
И пленник не ползает на брюхе, ничего не вымаливает, а остаётся горд и отважен, прямо смотрит в глаза тюремщикам, ни в чём не кается, ничего не просит, а напротив, жжёт яростным глаголом, всячески грозит своим врагам карами земными и небесными. И так далее. А его страстные речи переписывают и учат наизусть романтичные девы.
Знаете, а ведь это хорошо говорит в первую очередь не о пленнике, а о пленителях. Не о заключённом, а о тюремщике.
В чеченских ямах, полагаю, гордых речей никто не говорил. И в 37-м году все сплошь плакали и каялись, а не грозили тирану расплатой. Кстати, из Гуантанамо тоже гордых и смелых речей что-то не слышно.