Мысли после «Альбигойки».
«Разница в том, что мы правы, а вы – нет».
Симон де Монфор на игре.
«Он ловит нас не на то, что в нас есть плохого, а на то, что в нас есть хорошего».
Ольга Брилёва, ПТСР
Игра «Альбигойские войны» оказалась для меня неожиданно тяжёлой. Нет, я не о жаре и связанных с ней проблемах – тут-то как раз всё было хоть и тяжко, но ожидаемо. Я о самой игре.
Дело в том, что на ней я был довольно близок к тому состоянию, которое принято называть «переездом». Должен признаться: над рассказами о том, как кого на той или иной игре переехало, я привык посмеиваться – когда про себя, а когда и вслух. Я считал, что все эти переезды происходят от чрезмерной впечатлительности и склонности к кактусоедству и что было б желание, а уж чем переехаться найдётся. Не скажу, что я это мнение полностью изменил, но скорректировал изрядно.
Дело было в играемой мной роли. Франки на этой игре легко могли оказаться своего рода «тёмным блоком». К этому подталкивал распространённый стереотип: прекрасный и куртуазный Лангедок, на который чёрной тучей приходят крестоносцы, «убивают всех», грабят, жгут поля и ебут гусей. Можно было б играть так. И тогда никаких проблем бы не было – что я, орков не играл?
Но я не считал и не считаю Монфора орком. Кого угодно – но не его. Я не верю, что он шёл в этот поход просто пограбить. Он верил, искренне верил. И если относительно исторического Монфора моё мнение стоит крайне мало, то про Монфора игрового я могу говорить уверенно. Я хотел сыграть Симона, который верит в то, что его дело - правое. Нормального человека, не отморозка. Такого Симона я и сыграл. С этим и были связаны возникшие у меня проблемы.
Наиболее остро они встали передо мной после взятия Лавора (о такого рода игровых событиях я буду писать без кавычек).
Мне, игроку, было очень не по себе, когда Симон приказал забросать Гирауду камнями, и сам один из камней бросил. Очень не по себе, когда он посылал на костёр катаров. Когда он приказывал повесить Аймерика де Монреаля. Мне, игроку, было непонятно – да как же так можно? Как можно вот так запросто убивать? Ведь так нельзя! Уж с беззащитными женщинами, которые не держали в руках оружия – с ними-то точно нельзя! Однако было-то именно так. Было два пути – или признать Монфора негодяем, орком и успокоиться на этом, или понять, почему так было.
И, как мне кажется, я уловил причину этого диссонанса. Разница менталитетов. Мы сейчас относимся к убийству как к вещи почти или совершенно недопустимой. Жизнь человека считается высшей ценностью. А для Монфора жизнь высшей ценностью не была. Для него высшей и абсолютной ценностью было спасение души. Сейчас же это даже если декларируется верующим на словах, очень часто всё равно не входит в плоть и кровь, в подкорку, если угодно. Это остаётся абстракцией, теоретическими построениями. Для Симона же вера, спасение души, ад и рай, ангелы и черти – вещи совершенно реальные, не менее реальные, чем конь, меч или пролетающая мимо ворона.
И сейчас мы подходим к главному, как мне кажется, противоречию в менталитетах. К вопросу о том, одна ли Истина. Симон уверен, что одна. Что путь к спасению – один. Что только католическая вера есть вера истинная, та самая, которая ведёт по пути к спасению. Поэтому для него, отпадение от веры много хуже смерти. И, соответственно, еретик-проповедник много хуже какого-нибудь разбойника, режущего глотки на большой дороге. Разбойник губит тело, еретик посягает на душу. И если казнить разбойника можно и нужно, то казнить еретика можно и нужно стократ сильнее.
Мы же сейчас, по-моему, не считаем, что истина одна. Мне самому, например, очень трудно поверить, что человек искренне веровавший не в Христа, а как-то иначе не может спастись. Именно поэтому мне кажутся ужасными поступки Симона – в самом деле, как можно убивать из-за веры? Сжигать на костре женщину из-за каких-то там слов, идей? Женщина-то живая! Ей больно! А слова с идеями… Да фиг бы с ними! Какая, в конце концов, разница как она верит! Был бы человек хороший – а ведь эта сжигаемая женщина явно хороший человек и её жалко, жалко остро, пронзительно! Как можно так поступать?!
А вот можно. Если веришь так, как я описал выше.
Но тут в голову неминуемо приходит следующий вопрос – а кто прав? Я не слишком хорошо знаю, что по этому поводу думают христианские Церкви сейчас, пусть знающие лучше меня поправят – но, насколько я понимаю, утверждается, что Истина всё-таки одна. И вера истинная тоже одна. И спастись можно, только эту истинную веру исповедуя. Есть, кое-какие поблажки, если не ошибаюсь – католики признают возможность спасения для православных, но общий подход именно такой.
Если же не такой... Если признать, что главное – верить искренне и по вере поступать, быть хорошим человеком, а уж во что именно веришь – не важно... Тогда непонятно, зачем вообще приходил и был распят Христос. Непонятно, чем плохи какие-нибудь ацтеки, приносящие человеческие жертвы. Чем плохи викинги, живущие грабежом и ловящие младенцев на копья забавы ради – их вере это, насколько я понимаю, не противоречило, они вполне могли быть – и, я уверен, многие были! – хорошими людьми. А ещё на Гаити вера отличная есть. В общем, получается полная толерантность, мировоззрение вполне в духе нашего времени. Вот только у меня не получается считать это мировоззрение христианством.
Возвращаясь к Монфору – так может он христианин, но христианин плохой? Зачем убивать, если можно проповедовать? Это совсем другой, отдельный разговор. Игровой Монфор помнил, что бороться с еретиками можно не только мечом. Но ведь бороться не мечом пробовали и боролись так весьма долго, но относительно безуспешно. Собственно, и с разбойником режущим глотки на большой дороге можно бороться проповедью и это лучше меча. Однако если проповедь не подействовала к мечу всё же прибегают – и если так делают относительно разбойника, то почему же не действовать так же относительно еретика, который куда опаснее разбойника?
В итоге, я, кажется, понял Монфора в Лаворе. Для него та женщина была волком в овечьей шкуре. Без всяких шуток и скидок, именно и только так. Она была враг. И она была опасна, опасней десятка бойцов с мечами. И Симон, посылая её на костёр, был совершенно уверен в своей правоте, более того, он и был прав... Я чуть не написал в конце предыдущего предложения «по-своему». Но дело-то как раз в этом, в том, что сейчас мы говорим «прав по-своему», а Монфор знал, что он просто прав, а еретики просто неправы (см. первый эпиграф).
Но я, игрок, не мог окончательно согласиться с Монфором. Очень глубоко сидит во мне это, современное, «жизнь человека превыше всего», «и те правы, и эти правы» - да и не зря сидит. Как ни крути, но когда люди от этого отрекались, получались такие мясорубки, что волосы дыбом. С другой стороны – мы, такие вроде бы добрые, умные и толерантные мы получились из Монфора, мы стоим на его плечах, это его путь привёл к нам. Куда приведёт наш? Что-то мне последнее время иногда кажется, что ни к чему особо хорошему. Что-то мне последнее время иногда кажется, что чёрт поймал людей запада на какой-то очень хитрый крючок, использовав против нас стремление не к пороку, а к добродетели – вот только к добродетели без Бога. А так нельзя и добродетель эта уже начинает (пока ещё только начинает!) пованивать.
Может быть я неправ. Честное слово, очень хотелось бы ошибиться!
← Ctrl ← Alt
Ctrl → Alt →
← Ctrl ← Alt
Ctrl → Alt →